Игра в бисер

Пытались ли вы когда-нибудь увязать в единую цепочку музыку ветра и ночной танец совы, проследить чёткую взаимосвязь ноты «фа» третьей октавы и последнего нераскрывшегося бутона в соцветии мартагона?  Если кто-то скажет вам, что Игра в бисер умерла вместе с великим магистром Йозефом Кнехтом – не верьте.

Игра продолжается, и её преданные адепты, коих немало во всём мире, неустанно разыгрывают замысловатые партии, создавая из ассоциаций и аналогий сложнейшие, но гармоничные  конструкции. Играть можно и в одиночестве, но в этот раз моим партнёром по Игре стал Сад.  Он же сделал и первый ход, бросив мне вызов  и попытавшись  доказать свою  независимость, а возможно и превосходство, смеясь над моими напрасными усилиями показать ему, кто в этом доме хозяин.

Аллегро, адажио и анданте

Скворечники уже заселены, а в можжевельнике, туях и плакучей лиственнице я обнаруживаю новые гнёздышки.

Бурный поток постепенно превращается в тихий мелодичный ручей, а на зеркальный поверхности  воды появляются первые листья кувшинок. Наступает время неспешности, подобное затянувшейся паузе или замедленной съёмке. На  моих глазах  медленно разворачиваются листья на деревьях и тянутся ростки из пока ещё чёрной от влаги земли.

Это время Канона ре мажор Пахельбеля. Из множества аранжировок и переложений я выбираю классическую. Каждая из трёх скрипок ведёт свою партию, рождая мелодию, исполненную покоя. Только в это время года небо может быть таким бирюзовым, ветерок таким ненавязчивым, а полёт первых бабочек  — таким неожиданным.

Я считаю дни. Я кружу вокруг кустов сирени и  сдерживаюсь изо всех сил, чтобы не препарировать бутоны готовых  к первому долгожданному цветению сеянцев. Что, что там внутри? Я отдала им частичку своего сердца и кусок своей жизни, разве могут они быть некрасивыми? «Сегодня я плакал – хотелось сирени» — Игорь Северянин бы понял меня.

Фортиссимо мая

Моё нетерпение ли тому виной, или другие неведомые причины, но внезапно наступившая жара оставляет весне всего лишь неделю на то, чтобы  взорвать этот мир прежде, чем наступит лето.  В арсенале весны есть самое беспощадное оружие массового поражения – это сирень и соловьи.  Кто устоит против них?  Ещё вчера сирень казалась сонной, а соловьи берегли голосовые связки, издавая лишь короткие невнятные трели, но утром,  едва распахнув окно,  я понимаю – свершилось. В окно врывается волна неземного аромата, а воробьи, у которых мы снимаем летний домик, орут так, что я спешно выбегаю в сад.

Правила Игры запрещают игроку самому изобретать рифмы или смешивать краски, каким бы не было его эмоциональное состояние. Он может использовать только то, что было создано не им и до него. Что ж,  пусть будет  Игорь Северянин – «Ветер ворвался в окно — ветер весенний, полный сирени…»

Расталкивая стрижей, пчёл, воробьёв и прочих насельников моего сада, я ныряю в сиреневое море.  Большинство кустов покрыты соцветиями снизу до самого верха.  От этой красоты сбивается дыхание.  Я гоню прочь все сожаления о том, что не смогла 15-20 лет назад уделить достаточно внимания подбору более гармоничных  цветовых сочетаний при посадке сирени. В те времена большой удачей было найти любую сортовую сирень, поэтому кусты сажались по мере их поступления. Моя многоцветная аллея и сад, наполненный цветущей сиренью, великолепны.

Лишь один изъян я могу найти в них. Увы – нет такой мелодии или музыкальной композиции, которая  соответствовала бы текущему моменту. Возможно, какая-нибудь джазовая импровизация… Ведь каждый сорт имеет свой характер, свою изюминку, благодаря которым проявляется его индивидуальность и запоминается его образ. Есть сирень, исполненная нежности, её песня тиха и трогательна. Есть сирень, подобная маршу. Стоя рядом с такой хочется повесить на себя аксельбанты и взять в руки горн или барабан.

Только соловьи своими затейливыми трелями способны создать фон, привносящий гармонию в сиреневые кущи.  Но я должна сделать ход.  И я выбираю поэзию.  Любимые строки  легко вспоминаются и всплывают сами собой из недр подсознания.  Н. Гумилёв  (Опять она кипит, бледна, сирени возлетевшей пена, опять коленопреклоненно стоит пред нею тишина…), И. Северянин (Не устыдись, склонив свои колени, благодарить в восторге небеса, что зришь еще один расцвет сирени и слышишь птиц весенних голоса),  А. Кушнер (Фиолетовой, белой, лиловой, ледяной, голубой, бестолковой перед взором предстанет сирень…) и многие другие, сумевшие передать «сиреневое настроение», звучат  в эти дни особенно выразительно.

Я не буду спать, пока цветёт сирень. Каждое мгновение этого времени бесценно. На рассвете влажные от росы гроздья  пахнут легко и прохладно, а  утренняя дымка размывает все краски. Это час акварели.

После полудня картина меняется.  Яркое солнце и жара заставляют соцветия томно поникать. Густой аромат плывёт над садом, а сирень, находящаяся «в глубоком обмороке», действительно выглядит как творение гениальных художников-импрессионистов.  Нет ни отдельных цветков, ни сердцевидных листьев – только  яркие широкие мазки и чистые краски. На фоне синего неба и сочной зелени мы видим  белые, красные, голубые, фиолетовые пятна.

Мягкий вечерний свет, наоборот, высвечивает каждую деталь, каждый лепесток и цветок, позволяя увидеть всё, что скрывала утренняя дымка и полуденный зной.  Ночь – это время белой сирени. Лунный свет, окутывая гроздья, придаёт им особое свечение, а звёздная пыль, осевшая на лепестках, сверкает подобно тысячам крошечных светлячков.

Одни соцветия напоминают тугие паруса, другие – драгоценное  алансонское кружево, третьи –  пушистые облака.

Тьма поглотила пурпурные и лиловые сирени, спрятала розовые и голубые.  Есть только белая сирень, и она прекрасна. Как жаль, что время сирени столь быстротечно!

Разыграв эту часть партии, мы с Садом соглашаемся на «ничью».  То, что последовало дальше, спутало все планы и разрушило все мои блестяще задуманные ходы.  Такого коварного противника у меня ещё не было.

Формула победы

Подобно древним китайцам, создавшим сельскохозяйственный календарь, состоящий из 24 периодов с красивыми названиями (Сезон пробуждения насекомых или Белые росы), я разбила свой дачный сезон на части, сменяющие друг друга в строгой очерёдности. За «временем сирени» следует непродолжительный период «большой схватки с сорняками». Затем наступает чудесное  «время пионов»,  сменяющееся  периодом «любования ирисами».  «Сезон соблюдения ритуалов»  следует  сразу за «временем бабочек и астильб».  Однако этим летом всё пошло кувырком, ещё раз напомнив мне притчу Чжуан Цзы о Жёлтом Предке, решившим постичь суть Неба и Земли, дабы взращивать пять злаков на благо народа. «Дождь выпадает прежде, чем пары сгустятся в облака. Листья и травы опадают, не пожелтев. Солнце и Луна тускнеют»  Как можно управлять природой? Это иллюзии. К середине июня цвело всё – пионы и ирисы, лилии и астильбы, гортензии  и чубушники,  клематисы, первые лилейники  и последние сирени.

Но всё это великолепие затмили мартагоны.  Сначала они были незаметны, их тощие стебли терялись на фоне пышной листвы пионов и лилейников, скрывались за кустами ирисов и робко просвечивали сквозь ажурную листву астильб.  Даже их продолговатые бутоны, похожие на тибетские бусины-дзи,  выглядели заморышами по сравнению с бутонами азиатских лилий.

И вдруг эта армия невидимок внезапно обрела плоть и рванула в поднебесье. Каждый из сортов выдал несколько высоченных стеблей, каждый стебель нёс множество цветков самой что ни на есть боевой раскраски.

В традициях Игры я могла бы попытаться проверить алгеброй гармонию и найти некую математическую формулу,  описывающую  невероятно изящную, но крепкую  конструкцию по имени «мартагон», но мне это кажется скучным.  Я стою перед «Лилит».  Несомненно, это войско возглавляет она. Эта лилия великолепна.

Для того чтобы увидеть последний нераскрывшийся бутон, мне приходится задирать голову.  Бутон покрыт шерстью.  Он как самая высокая нота во второй арии Царицы ночи из «Волшебной флейты» Моцарта. Герман Гессе, любивший эту арию,  одобрил бы мой выбор.  Тёмные, почти чёрные цветки, испещрённые «хищным» принтом, таят в себе что-то зловещее. Музыкальный центр, четыре колонки и блистательная Мария Каллас помогают не только раскрыться последнему бутону «Лилит», но нанести сокрушительный удар моему оппоненту. В этом этапе Игры побеждаю я, после чего мы с Садом впадаем в период полу покоя.

Сезон соблюдения ритуалов

Все цветы и кусты подкормлены, «малая схватка с сорняками» завершена.  Можно заняться ритуалами и созерцанием. Каждое утро  я выхожу в сад, держа в одной руке чашку кофе, в другой – пушистую беличью кисточку.  Я чувствую себя гениальным художником, хотя пчёлы и шмели, копошащиеся в лилейниках,  думают иначе.  Я хочу, чтобы в моём саду поселились глазастые пауки в рюшках. Поэтому всех своих «спайдеров» я опыляю пыльцой, взятой у лилейников с выразительными глазами и пышными оборками.

А вдруг получится? Ещё одну идею – скрестить «Даоса» с «Шаолиньским монахом», осуществить никак  не удаётся. Я даже знаю, как будут звать их дитя  — «Дао и Дэ» (Путь и Сила). Эти два лилейника никак не совпадут в своём цветении. Когда цветок одного раскрывается, у второго он уже похож на мятую линялую тряпочку. Что бы сделал на моём месте мастер Игры? Полистав книгу, я нахожу решение. Я достаю из холщового мешочка руну Isa –Лёд.  Она способна замедлить, «заморозить» ситуацию.   Положенная в ноги к «Даосу», руна не даёт раскрыться новым бутонам. Дождавшись, когда «Шаолиньский монах» созреет до нужной кондиции, я убираю руну. Синхронность достигнута, и это меня почему-то совсем не удивляет.

После полудня — время любимых книг. Сидя на качелях в тени ветлы я наслаждаюсь мудрёными рассуждениями китайских философов, перечитываю Роберта Шекли или сказки Бориса Шергина, а также выискиваю в поэтических сборниках всех времён и народов строки, посвящённые любимым цветам.

Вечером у меня свидание с летучими мышами.  Они появляются на границе света и тьмы,  в то самое мгновение, когда  зажигаются  «солнечные» фонарики.  К этому моменту я уже жду их на мостике у пруда.  Траектория их полёта неизменна. В течение получаса они лихо вычерчивают знак бесконечности над гладью воды. Одна из вершин  их «восьмёрки» находится  буквально в сантиметре от моего лба. Я мужественно выдерживаю  это испытание.  Я учусь доверять Саду и его обитателям.  В полночь прилетает сова.  Она раньше меня заметила, что в пруду обосновались водяные полёвки. Их хорошо видно на зеркале воды и светлом мостике. Перед атакой сова умильно танцует. Вокруг пруда я развесила воздушные колокольчики: три металлических разной тональности и один бамбуковый.

Металлические сова не одобрила, даже осерчала на них, а вот бамбуковый ей понравился. Каждую ночь она садится именно на ту ветку огромной лиственницы, к которой привязан бамбуковый колокольчик.  Смешно вращая головой, перебирая лапами и пританцовывая, сова двигается вдоль ветки, прислушиваясь к мелодичным звукам, которые  сама же и вызывает. Ни одна полёвка при мне поймана не была, хотя боевые вылеты  предпринимались неоднократно.  Помимо совы, еженощно поглазеть на полёвок приходят ежи и огромный соседский кот.

Ближе к холодам подтягиваются ондатры и норки, впервые залетает зелёный дятел, забивший шишками горной сосны все трещины, развилки и дупла на деревьях.

Любопытная зарянка неотступно сопровождает меня в моих осенних хлопотах,  процесс побелки стволов у сирени кажется ей особенно занимательным.

Все лилейники хорошо завязали семена, их оказалось так много, что я приняла решение не брать их домой, а посеяв в ящики, оставить в саду.  В конце октября выпал первый снег и сильно похолодало.  Все дела переделаны, наутро я возвращаюсь в Москву после полугодового турнира с настоящим мастером Игры.  Поздним вечером, сидя у печки, я пристраиваю семена лилейников в ящики, наполовину заполненные  землёй, пишу этикетки.  Утром я присыплю их окончательно, а сейчас просто оставляю ящики на крыльце, чтобы не загромождать террасу.

Вы помните, как заканчивается книга «Игра в бисер»? Помните те чувства отчаяния и разочарования от несправедливой и нелепой смерти Магистра Кнехта, которые обрушиваются на вас и долго не дают оправиться от этой потери?

Утром я просыпаюсь от невероятного сорочьего треска, звуков борьбы и птичьей ругани.  Не понимая, что происходит, я аккуратно выглядываю в окно. Мои ящики буквально облеплены сороками, синицами и воробьями, пожирающими моих нерождённых глазастых спайдеров  с оборками.  Я выбегаю на крыльцо и вижу, что спасать уже нечего.

Спустя две недели, разбирая пакеты с семенами сирени, я замечаю  в одном из них пластиковую банку из-под сметаны, туго набитую чёрными блестящими шарикам.  На бумажке, вложенной в банку, написано  «Дао и Дэ».

Вместить в небольшой рассказ все ходы  разыгранной  партии невозможно,  ведь каждый цветок, каждое растение (даже сорное),  не осталось без внимания  художников, поэтов или композиторов.  Странички летнего дневника напоминают  канву,  расшитую разноцветным бисером.  И пусть игла бесследно ушла из вышивки – мои мысли и эмоции остались на бумаге в виде затейливых узоров.  Игра продолжается.

Г. Гессе «Записанное апрельской ночью»

15 декабря 2015